Никаких обязательств - Страница 20

Дженифер отпрянула от него так же порывисто, как совсем недавно упала ему на грудь. Щеки ее заалели.

— Да что же со мной происходит? — пролепетала она, закрывая лицо руками. — Я снова тебя целую, как будто люблю тебя, как будто жить без тебя не могу! О Господи, за что мне такая мука?

Саймон осторожно отвел ее руки. И увидел, как влажно блестят у нее глаза.

— Не плачь…

— Я не плачу! Три года назад я поклялась… — Дженифер осеклась, в ужасе от того, что едва не выдала себя.

— Что произошло три года назад? — спросил Саймон с обманчивым спокойствием, от которого становилось еще страшнее.

Лицо молодой женщины исказилось от боли.

— Саймон, если ты питаешь ко мне какие-то чувства — даже если это всего лишь жалость, — уходи. Оставь меня. Поезжай в Шаннон, в Дублин, куда угодно. Я знаю, точно знаю, ты забудешь меня раньше, чем доберешься до аэропорта. Тебя затянет обычная твоя жизнь, обычные дела и проблемы. А я только этого и прошу: забудь меня…

Дженифер хотела еще что-то добавить, но, видимо, передумала, повернулась и бегом бросилась по дорожке. Саймон не знал, как быть. Кинуться следом — или позволить ей уйти?

Сердце молодого человека рвалось на части. Как же тянуло его к этой непостижимой и прекрасной, ранимой и упрямой, сильной и слабой женщине, что скрылась в ночи!

Саймон несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Зачем ему все это? Зачем ему тот водоворот страстей, куда его едва не затянуло минуту назад? Прежде всего актер обязан сохранять ясную голову. На память ему тут же пришла Джулия Ламберт, великая актриса из моэмовского «Театра». Влюбившись по-настоящему, безудержно отдавшись своему чувству, несчастная просто разучилась играть, утратила свой талант.

Нет, пора рвать нити, связавшие его с этой непостижимой женщиной, пока они не превратились в стальные цепи. И чем скорее, тем лучше.

Еще раз вздохнув, Саймон направился к отелю. Решение было принято. Остановившись у стойки портье, он попросил обменять ему билеты на утренний рейс. Хватит. Пора кончать трепать нервы и себе, и Дженифер. Надо последовать ее совету — забыть. Забыть раз и навсегда. И ее саму, и ее прекрасное тело, и ее неразгаданные тайны!

Собирая в номере чемодан, Саймон твердил себе, что бесконечно рад подобному повороту событий. Очень, очень рад.

8

Тишину комнаты нарушил пронзительный звон телефона. Рука Саймона так и рванулась к трубке.

— Алло? — И через мгновение он произнес уже совсем иным голосом: — А, Роб, это ты. Привет, рад тебя слышать.

Глупо было надеяться, что это Дженифер. Во-первых, откуда ей взять его номер. А во-вторых, с какой стати звонить.

Со дня закрытия фестиваля прошла уже неделя, но Саймон не слишком-то преуспел в своем благом намерении. Забыть Дженифер ему так и не удалось. Ни по дороге в аэропорт, ни позже.

Видит Бог, он старался. Старался изо всех сил. Даже сводил поужинать новенькую актрису из своего театра и одну ультрасовременную критикессу, утверждавшую, будто она в полном восторге от его таланта. Но, увы, он напрасно искал в их лицах, голосах, манере поведения хотя бы отдаленное подобие той подкупающей искренности, что так затронула его сердце в Дженифер. Оба свидания окончились одинаково. После роскошного ужина, невзирая на более чем недвусмысленные намеки спутниц, Саймон отвозил их домой — к ним, разумеется, не к себе, — а там целомудренный поцелуй в щечку — и обратно, в одинокую холостяцкую постель. Если бы эту постель согревала Дженифер!

Оставалось лишь любоваться ее изображениями — теми самыми фотографиями, что он украдкой сделал во время памятной вылазки в деревню. Первым делом по приезде в Дублин Саймон отдал пленку в проявку и теперь предавался самому что ни на есть мазохистскому развлечению — постоянно разглядывал портреты Дженифер. Ах, эти разметавшиеся пряди черных волос, эта гордая посадка головы на тонкой шее, эта юбка, летающая вокруг стройных ножек! Сколько воспоминаний будили эти снимки!

Воспоминая — отныне они стали его уделом. От самой Дженифер, как и следовало ожидать, не было ни слуху ни духу…

Честно говоря, сейчас ему следовало бы проявить хоть капельку энтузиазма. Звонил Роберт Уикенгем, его лучший друг. Несмотря на известность и открытость в творческом плане, в частной жизни Саймон сближался с людьми крайне трудно. Единственные, с кем он забывал привычную сдержанность, были Роб, ведущий обозреватель «Даблин тудей», и его очаровательное семейство: жена Сандра и дети, Майкл и Линни.

— Ну что, играем завтра в гольф? — спросил Роберт. — Если хочешь, давай встретимся завтра, как обычно, в одиннадцать. Потом можно будет вместе перекусить.

— Отлично. — Саймон изобразил радость, если и не совсем искреннюю, то по меньшей мере пылкую. — Давно мы с тобой не играли — то у меня фестиваль, то у тебя командировки.

— Ну ладно, тогда до завтра. Расскажешь, как съездил. Пока.

«Расскажешь, как съездил…» Быть может, думал Саймон, опуская трубку, именно это мне сейчас и надо — выговориться, излить душу чуткому и понимающему собеседнику. Вдруг станет легче. А если и есть человек, отвечающий подобным требованиям, это Роберт…

Однако не надо было быть очень уж чутким и понимающим человеком, чтобы понять: с Саймоном творится что-то неладное. Обычно они с Робертом играли на равных. Но сейчас журналист обошел приятеля еще у первой же лунки. Мячи Саймона упорно летели не туда или вообще никуда не летели.

После игры друзья направились в закусочную неподалеку. Сделав заказ, Роберт пытливо вгляделся в лицо Саймона.