Дженифер лежала молча, глаза ее были закрыты.
— Дженифер… — прошептал он, — ты как?
Не открывая глаз, она повернулась на бок и уткнулась лицом в грудь Саймона.
— Великолепно, — пробормотала она. — А ты?
— Потрясающе.
Она резко приподнялась на кровати.
— В самом деле? Но ты же ни на миг не позволил себе расслабиться. Не разрешил себе быть самим собой. Даже в последний момент.
Ну и ну! До чего же она проницательна!
— Я просто хотел убедиться, что тебе хорошо, — ответил он, зная, что это лишь половина правды.
— Ты просто не хотел терять контроля над ситуацией.
— Не терплю разбора полетов! — отрезал Саймон.
— Ты не терпишь, когда я подбираюсь близко к правде. Слишком близко к тебе.
Саймон разозлился не на шутку.
— Так кого из нас, Дженифер, позволь узнать, ты предпочитаешь? Меня или Грегори?
— Даже не вопрос. Конечно, тебя. Грегори был эгоистом — как в обычной жизни, так и в постели.
— Вот видишь, значит, я был прав, стараясь сделать тебе хорошо. И мне это удалось.
— Откуда же тогда такое ощущение, будто меня использовали — искусно и профессионально?
— Тебе обязательно выставлять любое мое слово или поступок в самом худшем свете?
Дженифер заглянула ему в глаза.
— Так расскажи мне о себе, Саймон. О своих родителях. Братьях, сестрах, других родственниках. О доме, где ты вырос. И о том, почему тебя воротит от одной мысли о нормальных человеческих отношениях.
— Дженифер, мы заключили с тобой договор. Но подобные разговоры в его условия не входят.
— Ну да, конечно. — Дженифер ослепительно улыбнулась, хотя улыбка эта скользнула лишь по губам, не затронув глаз. — Кстати о договоре… У нас всего одна ночь — и действительно, к чему тратить ее на пустые разговоры?
Но Саймон еще не успокоился.
— Мне надо на минуту в ванную.
— Надеюсь, у тебя таких пакетиков на всю ночь хватит, — бросила молодая женщина ему вслед.
Исполнившись молчаливого достоинства, точно на сцене, Саймон вышел из спальни, не удостоив ее реплику ответом. Ей не нравится его сдержанность? Что ж, это ее проблемы.
Когда он вернулся, Дженифер лежала в той же позе, в какой он ее оставил. Саймон на миг застыл в дверях, вбирая ее взглядом. Такая красивая — и теперь он знает ее всю. И нежную впадинку на груди, и округлое колено, и по-детски острый локоть, и стройные длинные ноги. О да, теперь все это было так хорошо знакомо ему. И по-прежнему до боли желанно.
Добился ли он требуемого, переспав с ней? Избавился ли от наваждения? Нет. Чары стали еще сильнее.
Вот ведь ирония судьбы!
Саймон подошел к кровати, лег рядом с Дженифер. И мгновенно оказался в плену. Руки молодой женщины обхватили его лицо, губы припали к его губам с медленной, сводящей с ума чувственностью. Пальцы Дженифер легко, точно тропические бабочки, порхали по его щекам, вискам, векам. Она ощупывала лицо, будто, внезапно ослепнув, отчаянно пыталась запечатлеть образ возлюбленного хотя бы таким образом. Теплое, мягкое, волнующее тело молодой женщины льнуло к груди, животу, бедрам Саймона, извиваясь с небрежной, соблазнительной грацией.
Он еще не сдавался. Еще пытался сохранить самообладание. Но битва с самим собой была уже проиграна. Губы Дженифер спешили вслед за ее пальцами.
— Ты такой гладкий… Такой теплый…
Саймон с трудом сдерживал дрожь наслаждения. Он не ждал от Дженифер ласк столь дерзких и жарких. И когда ему уже чудилось, что больше выносить этой сладкой пытки он не в силах, Дженифер перекатилась на спину.
— Саймон, иди ко мне. Люби меня… люби меня так, будто ни у тебя, ни у меня нет ни прошлого, ни будущего. Есть лишь один этот миг. Я хочу, чтобы ты научил меня всему, что только можешь.
Сердце стучало в груди Саймона как паровой молот. Похоже, настал миг, когда обнажены были не только тела, но и души.
— Дженифер, никогда ни одну женщину я не хотел так, как тебя, — с подкупающей искренностью произнес он.
Все дальнейшее потонуло в океане страсти. Впервые в жизни забыв о выдержке и самоконтроле, Саймон в головой погрузился в эту бушующую стихию, где единственными проводниками были лишь зов его тела и пылкая ответная реакция Дженифер. Ему казалось, он проделывает все это впервые. Происходящее настолько не укладывалось в рамки его опыта, что Саймон даже не мог бы подобрать слов, чтобы описать те чувства, что обуревали его, когда он целовал и ласкал свою прекрасную возлюбленную. И она щедро дарила ему себя, воспринимая каждое его движение с чуткостью, какой Саймону не доводилось встречать никогда прежде.
Жадно вглядывался он в лицо Дженифер — такое открытое, такое доверчивое. И такое прекрасное.
И когда она закричала от наслаждения, Саймон присоединился к ее крику…
Они лежали в обнимку, сплетенные так тесно, что Саймону трудно было разобрать, где кончается он и начинается Дженифер. Голова молодой женщины покоилась у него на груди, волосы закрывали лицо. Сердца их бились совсем рядом, его — размеренно и гулко, ее — быстро и часто, как у пойманной птички.
Саймон молчал. Слова были не нужны.
Дженифер чуть поежилась, крепче прижимаясь к нему. Постепенно дыхание ее сделалось ровнее, глубже — и он понял, что она заснула. Никогда еще Саймон не испытывал ничего подобного. Лежа с открытыми глазами, он охранял ее сон, готовый биться за Дженифер с любым врагом. И никогда еще происходящее не казалось ему таким правильным и единственно возможным.
Дженифер — его. Она принадлежит ему.
Принадлежит. Короткое слово эхом отозвалось у него в мозгу. Принадлежит? Что за вздор? Никому Дженифер не принадлежит, и уж ему — тем более. Она сама бы не захотела. Так откуда же это непостижимое собственническое чувство?